После инсульта восьмидесятипятилетняя Долорс вынуждена поселиться у младшей дочери. Говорить она больше не может, но почему-то домочадцы дружно решили, что бабушка вместе с речью потеряла и слух, а заодно и способность здраво рассуждать. Что совершенно не соответствует действительности — Долорс прекрасно слышит все, о чем говорит между собой молодежь, привыкшая не обращать на ее присутствие никакого внимания, и узнает немало чужих секретов. Беда в том, что она не может вмешаться в конфликты, раздирающие изнутри внешне благополучную семью, не может помочь советом тем, кого любит. Но кое на что Долорс еще способна, и она принимается вязать свитер для внучки. Спинка, перед, рукава… Снует в руках крючок, в памяти всплывают картины прошлого, а рядом бурлит жизнь нового поколения с его ошибками и проблемами, мечтами и разочарованиями, изменами и любовью.

После инсульта восьмидесятипятилетняя Долорс вынуждена поселиться у младшей дочери. Говорить она больше не может, но почему-то домочадцы дружно решили, что бабушка вместе с речью потеряла и слух, а заодно и способность здраво рассуждать. Что совершенно не соответствует действительности — Долорс прекрасно слышит все, о чем говорит между собой молодежь, привыкшая не обращать на ее присутствие никакого внимания, и узнает немало чужих секретов. Беда в том, что она не может вмешаться в конфликты, раздирающие изнутри внешне благополучную семью, не может помочь советом тем, кого любит. Но кое на что Долорс еще способна, и она принимается вязать свитер для внучки. Спинка, перед, рукава… Снует в руках крючок, в памяти всплывают картины прошлого, а рядом бурлит жизнь нового поколения с его ошибками и проблемами, мечтами и разочарованиями, изменами и любовью.